Про курочку Несушку-Хлопотушку и вечный зов


Известно, что куры, только и делают, что хлопочут и кудахчут над своими цыплятками. Это великий природный зов. Он не возникает и не исчезает, ему не научишь, от него не отучишь, он не рождается и не уничтожается. Он просто есть, как есть в мире утренний свет и ночная тьма. Это вечный зов природы.
Однако куры бывают не только черные и белые, есть еще и пеструшки, и рябенькие, есть на свете не только леггорны, кохинхины, орпингтоны, виандомы, гудамы, плимутроки да минорки, есть еще и доркинги, и фавероли, и цесарки, и куропатки, и индейки, и хохлатки, куры мясные и куры-несушки, а кроме того, жирные кохинхины и поджарые леггорны, несушки-рекордистки род-айланды и мало несущиеся лангшаны. Вот так же и древний природный зов, врожденный инстинкт насиживанья обладает широчайшим спектром градаций интенсивности своего проявления. И этот столь естественный по своей природе навык может превратиться в настоящую страсть, а то, глядишь, и пороком обернется. Ибо и в добродетели надобно знать меру!

Впрочем, мы не намерены писать ученый трактат о курах, а просто хотим рассказать о славной Курочке Несушке-Хлопотушке. Жила она в давние-давние времена, во времена грозной войны, которая у очень многих людей отняла жизнь, а у кур — право свободно нестись. Дело в том, что в те дни всякой несушке, хоть молоденькой, хоть почтенной, будь она черной, белой или рябой, законом предписывалось еженедельно производить определенное, и притом весьма изрядное, количество яиц. Не по нраву это пришлось нашей Несушке-Хлопотушке, и она решила любой ценой добиться свободы и вернуть прежние порядки. Как знатная и заслуженная квочка, она полагала, что имеет на это право. И вот в укромном уголке за сараем, возле навозной кучи устроила она себе новое гнездышко и с присущей ей невозмутимостью занялась любимым делом — стала нестись и сидеть на яйцах. А так как яйца никто теперь не забирал, то и вылупилось из них десять, а потом пятнадцать, а потом и двадцать цыплят — петушков да курочек, и стало бы их еще больше, да только гнездышко Несушки все-таки обнаружили, и высиживанью пришел конец.

Тем не менее двадцать два цыпленка вылупились на свет, и всех их надо было кормить и обихаживать. Конечно, Несушке-Хлопотушке домовитости было не занимать. Она всегда честно исполняла свой долг, несла яйца -«Куд-ку-дах-тах-тах! Ко-ко-ко, а мне за это что?»- блюла порядок, чистила перышки, словом, была молодец. И вдруг настала другая жизнь. Целых двадцать два широко раскрытых клювика требовали корма, на сорока четырех лапках нужно было подстригать коготки… Но плохо вы знаете нашу Несушку-Хлопотушку! Она с жаром принялась хлопотать. И труд был не в тягость ей, а в радость, она так и горела на работе. От первых петухов и пока не кликнут кур ложиться спать, бегала и суетилась она вокруг своего выводка, созывала цыплят, кормила, ухаживала, чистила клювы, бранилась и охраняла всю ораву. Миллион указаний и замечаний, поучений и наставлений пришлось ей дать, пока горластые драчуны и задиры не набрались ума-разума и не начали понимать что к чему: для чего служат лужи, и что самые крупные зерна лежат глубоко-глубоко в навозе, а самые жирные червяки прячутся глубоко-глубоко в земле, и что нельзя после купанья копаться в грязи, и что сперва надо землю рыть — после зернышки мыть, и что всякий цыпленок должен ухаживать за коготками и ходить строевым шагом, и что петушкам полагается носить гребешок прямо и каждый день точить клюв и шпоры, и что курочкам на пользу известь в рационе, и что от утренней росы и молодой травки глаза весело блестят, а вот если будешь есть улиток, то выпадут перья, зато камешки, наоборот, очень нужны для хорошего пищеварения, и что сойку узнают по крику, сокола — по полету, хорька — по повадке, и что собаки сразу набрасываются, а кошки исподтишка подкрадываются. Чему только не учила Несушка-Хлопотушка свой выводок!

Славная Курочка непрестанно квохтала и кудахтала, без устали скребла землю и созывала детушек, усердно их чистила, а бывало, и чихвостила. Задачи становились все серьезнее, но с ростом задач и сил у Курочки прибавлялось, а вместе с силами росла и ее страсть. Не только два десятка своих цыпляток, нуждавшихся в опеке, успевала она обегать, хлопая крыльями и собирая выводок в кружок,- всех, кто попадал на птичий двор и к кому с писком устремлялась цыплячья орава, все и вся неумолимо затягивал великий круговорот материнства, все и вся делалось добычей древнейшего природного зова. Даже иные престарелые клуши, уже прабабушки, и красавцы петухи в расцвете лет нежданно-негаданно оказывались в удивительном хороводе наседок, юных курочек и задиристых кочетков. Ничего не попишешь! Их усердно потчевали и без церемоний окружали материнской заботой. Приходилось ходить парами и чинно семенить по двору на ежедневной прогулке, учиться почтительно шаркать ножкой. Даже его превосходительство, бывалый боевой петух с почетными дуэльными шрамами на шее и крепких лапах, имевший неосторожность приблизиться к краю всепоглощающего материнского круговорота, тоже был захвачен беспощадным вихрем и силком окружен материнской заботой. Он было вызвысил голос, возопив могучим басом: «Караул!», но древнейший природный инстинкт и законы толпы уже вступили в силу. И когда славная Курочка Несушка-Хлопотушка непререкаемым тоном скомандовала: «Червей ко-о-пай!»- и не менее сорока пар юных и почтенных куриных лап дружно в ногу пустились рыть навоз, тут уж и его превосходительство Золотой Гребень не устоял, неумолимый ритм завладел и им. Словно в чаду, он ретиво скреб лапами землю — ать-два! ать-два! Невероятно, но факт: их превосходительство копались в навозе!

Мало-помалу выводок разросся до полусотни цыплят, и все-таки ни одному из них не удавалось и на миг ускользнуть из-под бдительного надзора Несушки-Хлопотушки. О нет, славная Курочка не потерпела бы ни малейшего ослабления семейных уз! Она по-прежнему строжайшим образом следила за тем, чтобы весь выводок был подле нее. И ее настойчивости, ее колоссальной несгибаемой воле покорялись все, даже самые строптивые особи, даже пулярки весьма преклонных лет, даже дряхлые, теряющие последние перья индюшки, и ученый каплун, и гусак-весельчак,- всех подхватил всемогущий вихрь, и власть Несушки-Хлопотушки возросла беспредельно.

И все же явилось нечто, имевшее большую власть и к тому же имевшее дерзость обходиться без материнской опеки. Смерть пришла к славной Курочке Несушке-Хлопо-тушке… Но не могла успокоиться ее неутомимая душа! В горние выси взлетела она и достигла райских кущ. А там всякая душа вновь обретает былой вид и вдобавок становится мощней, значительней и совершенней.

Так было и с душой славной Курочки, которая вовсе не скучала по бренной плотской оболочке, а с прежним пылом, не мешкая, принялась за дело всей своей жизни. Ибо древнейший природный зов отнюдь не смолк для доброй Несушки, напротив, он с исконной своей силой потребовал новых деяний, только более мощных, значительных и совершенных. Едва взлетев на божественный насест, славная Курочка сразу же ощутила зуд беспокойства, узрев ужасающее небрежение, в котором пребывали здесь стаи пернатых, и полное отсутствие семейного уюта. Требовалась немедленная помощь! Но так как в этих полях совершенно не было материальных предметов, то Курочка с пятком крылатых существ, порхавших и ликовавших неподалеку, начала в пантомиме воспроизводить свои привычные действия над неким незримым фантомом. И гляди-ка! Древняя материнская сила ничуть не оскудела! Уже через несколько минут сотни, нет, тысячи крылатых душ слетелись к великой мамаше, радостно хлопая крыльями. Посреди воздушного океана небесные создания, точно бойкие петушки, тянули шеи за кормом и так старательно выполняли все положенные упражнения, что казалось — гребешки у них вот-вот лопнут от натуги. Но при всем при том не раздавалось ни звука! Чистые души рьяно копались в поисках червей, истово скребли лапами, с жаром клевали, хотя нигде не было ни единого зернышка, ни единой травинки. И все же видно было, что почившие петухи, куры и цыплята расцветают на глазах, предавшись своему любимому земному занятию, которое порицалось небесными законами. Они копались и скребли с таким отчаянным усердием, что внезапно твердь небесная дрогнула и стала раскачиваться все сильней и сильней, и вот уже ветер бушует в небесных сферах, и звезды на небосклоне дрожат и мерцают. Господу богу, заседавшему на Марбургском конвенте, пришлось просить разрешения на минутку выйти, чтобы навести порядок.

И вовремя! Ибо на небесах неистовствовал древнейший природный зов!

Раньше сонмы светил совершали свое движение в безмолвной гармонии, в неспешном хороводе, благоуханные дуновения тихо реяли в немых рощах, теперь же в эмпиреях носились неукротимые смерчи и вихри, свистя, завывая и грохоча совершенно поземному звезды срывались с привязи, а месяц в хмельном угаре вышел не в свой черед перед солнцем, которое метало протуберанцы и колесом счастья вертелось вокруг оси мироздания. Даже апостол Петр не утерпел, прибежал на шум из людского рая и, словно назло своему прошлому, разразился пронзительным астрально-символическим «Ку-ка-ре-ку!». Вот что стряслось в царствии небесном по милости славной Курочки Несушки-Хлопотушки с ее вечным зовом! Тут Господь Бог-Отец молнией ринулся в свое царство. С первого же взгляда распознал он в Курочке источник зла плазмодий заразы, поразившей небеса. Пускай он и мощный, и Библией признан, инстинкт этот материнский, но на небесах должно царить мужское начало — он, Отец!

А славная Курочка Несушка-Хлопотушка стояла среди буйных хлябей небесных и, точно несметным оркестром дирижировала полчищами призрачных музыкантов с по мощью искусства материнской заботы. И тут Бог-Отец неотвратимо ухватил самую ее суть. Гори огнем! И вспыхнувшее в его руках ядро метнул он сквозь эмпиреи, обла ка, хляби, тучи — прямо на землю!

Словно по мановению волшебства, замерло движение призраков. И вот уже в прежней, ничем не нарушаемой гармонии витают души. И славная Курочка Несушка-Хлопотушка стала теперь одной из множества таких же душ.

Но то пылающее и непокорное зерно, павшее с небес было не что иное, как тот самый природный зов, древнейший инстинкт, о котором и был наш рассказ. Покинув славную Курочку-Несушку, странствует он по белу свету, появляется то здесь, то там, всем желанный, всюду вое хваляемый, исполненный бессмертной силы.