Жила в Сибири, в одной маленькой немецкой деревне, в зажиточной крестьянской семье Генриха и Марии 5-летняя девочка Юстина, очень добрая, трудолюбивая и красивая. Жили родители в саманном доме с деревянным полом, выкрашенном коричневой краской, с крышей из листовой жести и окнами с двустворчатыми ставнями.
Пристройка к дому, где в весеннее время стояли гнезда домашней птицы, была обмазана глино-соломенным раствором, поверх этого старой вязаной варежкой натирали стены коровьим навозом. В хозяйстве Генриха и Марии водились гуси, куры, овцы, коровы, свиньи, пара лошадей и много всякой утвари.
В весеннюю пору, когда зазеленел березовый лес и за огородом - степь, вывелись утки и гуси. Последней осталась на гнезде рябая трехгодовалая квочка. Гнездо стояло на мазаном глиняном полу, квочка на яйцах сидела, как дама в пышном, широком платье. Мать Юстины раз в неделю подбеливала всё внутри известью или белой глиной, которую брала в одной из лесных ям.
Девочка любила ухаживать за птицей, особенно за маленькими цыплятами. Она следила, чтобы у гусей, уток и квочек деревянные чашки всегда были полны воды и корма.
Но, сколько гусыня, утка или «квочка» ни сидит на яйцах, когда-то и ей нужно выйти прогуляться. Как только квочка вышла, Юстина осмотрела яйца: нет ли разбитых или треснутых. Тем временем возле прошла кошка.
- Мурка, проследи за яйцами, пока я нарву цветов для моей любимой квочки, – сказала девочка.
Мурка замяукала - значит, что она будет сторожить, чтобы крысы не повредили яйца. В вязаных тапочках с подшитой подошвой Юстина побежала в лес мимо дворовых ребятишек, игравших в Козу.
Неподалеку от дома, в степи, пастух Филипп шагал в сапогах по зеленой, еще мокрой траве, шумел гремящей пастушьей палкой и покрикивал на коров:
- Хоу-Хоу…
С окраины доносились звуки гармошки и слова немецкой песни «Сюзанна». Юстина постояла, послушала завороженно и побежала по краю тропинки вдоль огорода в березовый лес, к большой цветочной поляне.
Нарвала букет и направилась домой, чтобы украсить гнездо. Квочка уже сидела на яйцах и грела их, расправив крылья. Девочка разложила букет по краю гнезда, и в пристройке запахло душистыми цветами.
Прошло больше двух недель, и маленькая Юстина поинтересовалась у матери, когда они будут проверять ситом яйца.
- Завтра, моя хорошая. У нашей квочки как раз останется три дня до вывода цыплят.
Ночью Юстина спала беспокойно, ворочалась с боку на бок - наверное, ей виделось, как она с мамой проверяет яйца.
После сна Юстина спросила, когда пойдут в пристройку. «После завтрака», – сказала мать. В пристройке мать взяла сито и по очереди стала класть в него яйца рябой квочки, чтобы узнать, есть ли в них живой цыпленок. Как только первое яйцо появилось в сите, Юстина направила свой острый взор на яйцо и вскрикнула:
- Шевелится, мама!
Так проверили все яйца. Среди двадцати одного негодных оказалось всего три, их выбросили из сита. Юстина помыла посуду, подмела пол и стала играть с маленьким братишкой Вилли.
Как-то мать сказала, что завтра вылупятся цыплята. Юстина радостно подпрыгнула:
- А откуда ты знаешь, что завтра?
- Квочки высиживают яйца двадцать один день, завтра – двадцать первый, - улыбнулась мама.
Девочка хотела видеть, как рождаются цыплята. Не дождавшись завтрашнего дня, она отправилась в пристройку, приподняла рябушку, чтобы посмотреть, не вылупился ли цыпленок. Цыплят не было, и девочка побежала на улицу играть со сверстниками.
На следующий день, как только Юстина протерла глаза, заметила, что мать заправляет кровать с балдахином. На подоконнике стоял со свежими яйцами кувшин, накрытый чистым полотенцем с вышивкой. Сундук был застелен вязаной скатертью. Взор Юстины упал на портрет Иисуса Христа, которой висел над родительской кроватью. Девочка глубоко вздохнула и скрестила ручонки, как учила мама, - в знак чистой любви к Богу.
Маленькие шторки верхнего окна были задвинуты, а нижние две половинки – раскрыты. Комод в углу тоже был украшен скатертью с красивой вышивкой. На комоде стояло два накрахмаленных вязанных крючком голубя. Через открытую кухонную дверь Юстина увидела возле печной стены длинную скамейку, которая напомнила о холодных, зимних днях, когда они с отцом, матерью и братишкой Вилли сидели возле теплой печи. На угловой полке для посуды висела новая занавеска с вышитыми крупными цветами, и она поняла, что мама подготовилась к встрече Пасхи.
Девочка встала, умылась, позавтракала и побежала в лес, чтобы нарвать свежий букет. Она знала место, где росли тимьян, шалфей, астрагал, фиалка, которые по совету мамы собрала для вылупившихся цыплят, чтобы украсить гнездо квочки.
Раскладывая цветы, Юстина услышала писк только что вылупившегося цыпленка. Взяв его в ладошки, она перенесла его в старую отцовскую шапку, как это делала мама. Юстина поставила шапку с маленьким желтым комочком на подоконник и стала внимательно его разглядывать. Заметив на головке белое пятнышко, подумала, что у цыпленка будет хохолок.
- Я буду звать тебя Хохлатка, - решила она.
Наконец, все восемнадцать цыплят вывелись, и квочка заботливо стала их водить. Если к цыплятам приближалась хищная птица, мама-квочка широко раздвигала крылья, пушила перья и прикрывала цыплят.
Однажды Юстина играла в камушки неподалеку от квочки с цыплятами. Вдруг налетела ворона, что хотела утащить Хохлатку. Спасла её реакция девочки, что кинула камнем в ворону, и та, испугавшись, улетела. С тех пор Юстина еще прилежнее стала ухаживать за квочкой с цыплятами. Она поставила на заднем дворе деревянную чашку с водой, насыпала корм и, чтобы вкуснее было, начала в старый глиняный кувшин собирать кузнечиков, которые прыгали в траве у дома. Юстина радовалась, видя, как быстрые и подвижные цыплята с мамой-квочкой склевывают высыпанных из кувшина кузнечиков, они прыгали в разные стороны. Наблюдать, как цыплята наперегонки гоняются за кузнечиками, было весело, и Юстина стала громко хохотать.
Рябая Хохлатка чуть подросла. В один из майских дней подул свежий ветерок со стороны той поляны, где Юстина рвала цветы. Хохлатка почуяла знакомый душистый запах и прямиком через огород отправилась на поляну к березовой роще, где цвели тимьян и шалфей.
У березового леса Хохлатка радостно захлопала маленькими крылышками и побежала к цветущей поляне. Перед Хохлаткой летали бабочки, стрекозы, жужжали пчелы, прыгали кузнечики. Над лесом летали и пели птицы. Маленький рябой цыпленок с белым хохолком носился туда-сюда, гонялся то за стрекозой, то за кузнечиком, то за бабочкой. Прекрасный и цветущий мир открылся Хохлатке в первый раз. С раннего утра и до позднего вечера цыпленок был в поиске пищи, исследуя неведомый ему раньше мир. На пути Хохлатка то червячка склёвывал, то муравья, то какие-то семена, то пила росу с травинок. Набив свой маленький зоб, она возвращалась на большую поляну, где цвели её любимые цветы, наблюдала, как пчёлы перелетали с цветка на цветок за нектаром и при этом жужжали:
- Берегись, Белая, убирайся с нашего пути, а то мы тебя ужж-жжалим.
Вдруг налетело множество разноцветных бабочек и расселись на душистой поляне. Цыпленок несколько раз безрезультатно подпрыгнул, но бабочки приподнялись и, кружа, начали перелетать с одного места на другое. Так как день клонился к вечеру, усталый цыпленок стал искать ночлег.
На краю большой поляны в нижней части березы Хохлатка нашла дупло размером с утиное яйцо, внутри была небольшая щель, которая и стала для неё укрытием и ночлегом. Страшновато было ночью в берёзовом лесу: то сова закричит, то хрустнет ветка под лапами ночных зверушек. Зато на рассвете её разбудило пение птиц, и березовый лес вновь стал прекрасным. Шел второй день, как Хохлатка ушла от Юстины и мамы-квочки. В первый день Юстина искала свою любимицу и в доме, и во дворе, но – безрезультатно. На второй день решила пойти в березовый лес, на цветочную поляну. В обеденные часы, когда солнце сильно пекло, Хохлатка забралась в дупло, где и провела ночь. Она укрылась от жары и крепко уснула. В это время прибежала Юстина и начала громко звать. Сквозь дремоту цыплёнок слышал знакомый голос, он приоткрыл глазки и снова закрыл их. А Юстина постояла, окинула взглядом поляну и, не найдя Хохлатки, вернулась домой ни с чем.
На следующий день разбуженный пением птиц цыпленок стал опять искать себе корм. Суслик в утренний час пил росу с травы и умывал мордочку и шкурку. Хохлатка так увлеклась сусликом, что не заметила, как на поляну зашла косуля, стала щипать сочную траву и едва не задавила её. С этого момента у нашей путешественницы началась в жизни чёрная полоса. Мимо пронесся, как угорелый, заяц, до смерти напугав Хохлатку. Ей стало обидно, что её некому защитить, и она, расправив крылья, начала обороняться клювом, как это делала мама-квочка. Если бы она была маленькой девочкой, то горько бы заплакала.
Опечаленная Хохлатка прижалась к цветку тысячелистника и так неподвижно просидела около получаса, пока не решила подкрепиться. На краю лесной поляны она нашла бывшее гнездо жаворонка. Птенцы уже улетели, но остались мелкие скорлупки, которые она и поклевала с большим удовольствием, затем стала искать червячков, муравьев и клевать всякую всячину. Второй день у белой Хохлатки подходил к концу. После дневных переживаний, одинокая и грустная, она поворошила сухие листья, забилась в щель неизвестно откуда взявшегося пня с дуплом и, посопев немного, крепко уснула.
Долго ли, коротко ли она спала, никто не знает. Вдруг на опушке появилась хитрая лиса. Она учуяла цыплятину и попыталась достать цыплёнка из дупла. Невдомёк было лисе Тимофеевне, что цыплёнок хоть и в дупле, но в узкой заваленной листьями и корешками небольшой щели от старого вывалившегося сучка. И ушла лиса не солоно хлебавши искать пропитание в другом месте.
А белая Хохлатка росистой зорькой бочком протиснулась из щели и весело пошла, куда глядели цыплячьи глаза. И вышла она на знакомую тропинку, которая привела её на родной двор.
Ох, и обрадовалась мама-квочка, увидев рябую с белым хохолком, пропавшую намедни. Она встрепенулась, пошла кругом, гордо поднимая куриную голову, затем стала старательно разгребать когтями землю, чтобы найти ей червячков, зёрнышки и семена. Конечно же, на радостях не забывала и об остальных деточках.
- Квок, квок-квок, квок, – заботливо призывала она.
Когда все, по её разумению наелись, она незаметно привела их к облюбованному месту и расправила крылья. И все восемнадцать желто-рябые пушистые цыплята полезли под перья греться. Через пару секунд только несколько ножек осталось торчать из-под мамы-курицы.
Так, посидев немного с цыплятами, она важно поднялась и, призывно квокая, пошла в другой конец заднего двора – туда, куда родители Юстины насыпали печную золу, чтобы пернатая живность могла устраивать себе баню, вычищая блох, клещей и других паразитов, которых вокруг было довольно много. Квочка стала усердно бултыхаться в золе, часто хлопать крыльями, показывая цыплятам, как надо принимать такие ванны. От буйства мамы цыплята с испугу вначале разбежались, но через минуту стали весело повторять все её кульбиты, смешно кувыркаясь в зольной пыли.
Вот тут Юстина и увидела свою потерявшуюся белую Хохлатку. Она подбежала, взяла её на руки и стала гладить и прижимать от переизбытка чувств. Решив, что такую маленькую можно придушить от радости, отпустила на землю, и та, немного растерявшись от изменчивых событий, лихо побежала к маме-квочке.
Прошло время. Цыплята выросли в курочек и петушков. И осенью, как ни старалась их звать к себе мама-квочка своими «Куд-куда, куд-куда», никто к ней уже не бежал, все выросли. Она перестала их водить, и они занялись своими делами. Кто-то стал курочкой-несушкой, кто-то отцом-петухом, а кто-то, как любимая Хохлатка Юстины, – образцовой мамой-квочкой. На следующий год она заботливо квохтала на заднем дворе свою ораву, что была не меньше, чем у мамы.
- Кво-кво, кво-кво – квохтола она.